Она позвонила в газету, чтобы пригласить кого-нибудь из журналистов на молодёжную акцию, посвящённую Дню борьбы со СПИДом: задорный голос, неукротимая энергия… Первое впечатление не было обманчивым. При личной встрече элегантная, уверенная в себе Катя Борисова тепло улыбнулась, быстро и чётко объяснила, что мероприятие проводит областная общественная организация «Спасение», что она в ней занимается в том числе и взаимодействием со СМИ, что подобные встречи проходят довольно часто… Извинилась и ушла встречать других гостей. А затем появилась на сцене. Она свидетельствовала — делилась с подростками историей своей жизни. Но казалось, говорит она о ком-то другом, настолько не вязался с её нынешним обликом рассказ о первой дозе героина, денежных долгах, ломке, страшном диагнозе…
«Наверное, была возможность…»
«…В «Спасении» практически все сотрудники — бывшие наркоманы, алкоголики, — рассказывает Катя. — Все в прошлом с большим стажем зависимости. Все прошли реабилитацию. Я употребляла героин с восемнадцати до двадцати шести — восемь лет. Срок, о котором даже медики говорят: это грань, после которой наркоман или умирает, или что-то меняет в своей жизни. Чаще — умирает.
…До пятого класса была отличницей. Без проблем запоминала информацию. Если присутствовала на уроке, могла дословно воспроизвести материал. Наверное, была возможность получить золотую медаль. Лет до четырнадцати занималась лёгкой атлетикой. Успешно занималась: физруки меня всегда выдвигали на городские соревнования защищать честь школы. А потом стало лень учиться, тренироваться. Хотелось гулять с друзьями. А друзья требуют очень много времени и внимания. Я уделяла: гулянки, подружки, молодые люди, ранний секс… С четырнадцати начала курить в компании с друзьями. Потом стали покупать дешёвое вино, на дороге денег не было. Глоток вина, затяжка, глоток вина… Спорт бросила лет в пятнадцать: стала задыхаться на дистанции, да и надоело. Бросила ради подруг. А подруг детства сейчас почти не осталось.
…Потом познакомилась с молодым человеком. Любовь. Взаимность. Вполне обеспеченный быт. У него неплохой заработок (меня всю одел в золото, меняла украшения каждый день). Намечалась свадьба. А спустя полгода после того как стали жить вместе, мы начали употреблять наркотики.
Сто тысяч — сто доз — сто дней
…Попробовали — понравилось. Сначала маленькая дорожка в день. Потом больше. Чаще. Наркотик даёт силы, уверенность, лёгкое отношение к проблемам. Только очень быстро без него ни радости я не стала чувствовать, ни горя. Совсем скоро не могла жить без героина.
…Ломка — это очень больно. И начинается она накануне вечером с предчувствия. Страшно одно только знание, что на завтра у тебя нет дозы. А завтра тебя физически «выворачивает»: ломит суставы, кости. Спать невозможно — можно замаяться (беспокойный сон) на 10–15 минут. Лежишь потная, в слезах, соплях, запахи не ощущаешь, тошнота, рвота… Так несколько суток. Не спишь, не ешь, не стоишь, не сидишь. Лекарствами спасались обезболивающими. Есть наркоманы, которые едят их по восемьдесят и больше штук за раз. Они попадают в больницу месяца через два: печень отказывает.
…Потом вспоминаю эпизоды. Иду продавать с себя последнее золото, дублёнку, сочиняю какие-то истории, отдаю деньги, жду дозу, не дожидаюсь её… Всё, что за время совместного проживания с молодым человеком приобрели, растратилось за полгода. Естественно, отношений уже никаких не было. Не до того. На работе думала: «расслаблюсь после смены!», хотя не напрягалась особо. На следующий день «расслаблялась» уже на работе, а потом работала только для того, чтобы «расслабиться».
…Смотришь на другого наркомана и думаешь: «Как же он упал! Я никогда до этого не опущусь». Проходит время и осознаешь, что сам не только до этого уровня опустился, но упал ещё ниже. Сколько планов я придумывала, где взять денег! Наркозависимость — это ведь очень дорого. Когда я начинала (это было в 1997 году) грамм героина стоил триста рублей, потом — восемьсот, тысячу… И раз в день нужно потратить эту сумму. Сто тысяч рублей — сто доз — сто дней. А потом одного грамма стало не хватать. Я дошла, наверное, до пяти граммов в день. Чтобы снизить дозу, наркоман ложится в больницу, ему снимают ломку, чистят кровь. Но и это не всем по карману. А после, чаще всего, обратно в омут — в мир наркотиков, где очень нужны деньги…
…Я не умела воровать, поэтому терроризировала родителей. Звонишь отцу и начинаешь: «Папа, у меня проблемы, я должна кучу денег…». Это самое простое, что можно придумать. Или: «Друг в аварию попал, нужно платить за штрафстоянку…». Хитросплетения постоянно. Вся забота — найти деньги, купить дозу. Сейчас смотрю, как бабушки считают копейки в магазине на хлеб, сравниваю с тем, как запросто я отдавала совершенно другие суммы на отраву. Развращаешься моментально, морали у наркоманов нет. Я у бабушки пенсию забирала. Когда тебя кумарит (ломает), ты знаешь только одно: есть деньги — есть доза. Приходишь и требуешь: «Бабушка дай!». Или опять историю сочиняешь: зубы надо полечить. Очень популярная, кстати, у наркоманов история. Наркотик очень быстро крошит зубы. Сколько денег было на зубы выпрошено, а лечить их надо до сих пор. Наркотик разрушает органы мгновенно: в первую очередь — печень, почки, поджелудочную железу, появляются язвы… Гепатит есть почти у всех наркоманов, ВИЧ — через одного. Чтобы достать денег, помню, поминутно рассчитывала: бабушка встала, пошла умыться, за это время я бежала в её комнату, брала деньги, быстренько собиралась… А вечером, когда она не находила денег в шкафу, в наволочке, где им и положено быть, отпиралась: «Нет, я не брала!». Она: «Катя…». Да, становилось стыдно. Но только на какой-то миг. «Взяла, отдам!». Но что ты отдашь, когда нет у тебя денег, а если и появятся, ты потратишь их немедленно.
Тряхануло
…Пришла однажды в квартиру, где знакомые варились (варили героин). У хозяина квартиры — парнишки молодого — было кресло с красной обшивкой, деревянное, допотопное. Раньше наркоманы не выкидывали использованный шприц: вдруг ещё пригодится. Шприц просто промывали и прятали: в подъездах, в своей квартире, в чужой… Промывали водой от оставшейся в шприце крови. Воду выливали в это кресло: оно же красное на нём не видно. Однажды вижу: с кресла содрана обивка. Спрашиваю парнишку: «Что ты такое сделал?». Он: «А я его сварил». В той крови, которую мы смывали в кресло, оставались маленькие дозы наркотика… Очень маленькие, но очень много. Он взял эту грязную, пыльную ткань со множеством чужой, скорее всего, заражённой крови, прокипятил её и сделал инъекцию. До сих пор удивляюсь, как он выжил, ему тогда было очень плохо… Мы называли это состояние, когда зуб на зуб не попадает, температура поднимается, «тряхануло». Так может быть после плохого наркотика, что с ним и было после этой тряпки…
«У меня ВИЧ!»
…Я узнала о том, что у меня ВИЧ, когда делала аборт. После операции мне предложили сделать повторный анализ. В областном центре по профилактике СПИДа диагноз подтвердили. Сказали тогда: «Ты ещё молодая, может, врачи успеют придумать лекарство…». Хорошо, по-доброму отнеслись. Знаю историю, когда врач напутствовал инфицированного так: «Всё. Завязывай учиться, жениться даже не думай, жить тебе осталось четыре или пять лет». Тогда очень мало было информации по болезни, это сейчас есть брошюры, группы поддержки… А тогда я осталась один на один со страшным знанием. Все осознают, что когда-нибудь умрут, но ВИЧ-инфицированный понимает: это произойдёт много раньше, чем могло бы. Грубо говоря, перед ним кто-то поставил его же памятник. Он живёт, каждый день просыпается и «смотрит» на собственное «надгробие». И потихоньку осознаёт, что поставил его себе он сам. Я узнала о своём ВИЧ-статусе в 2000 году, в двадцать лет — самое начало молодой жизни! Ехала в трамвае из центра с диагнозом, так хотелось крикнуть: «У меня ВИЧ!» и посмотреть на реакцию окружающих. Чувствовала себя белой вороной, точнее чёрной среди белых. «Дожить» захотелось побыстрее.
…А в 2006-м умерла мама. Сейчас так тяжело вспоминать об этом, потому сейчас только понимаю: потеряла самого близкого человека. Дожила до двадцати шести лет и не знала, как… платить за квартиру. Всё — мама. Поила, кормила, обувала. Даже наркоманку. После её смерти не знала, что делать, как жить. Я ведь тогда переживала не потому, что… человек умер, не по личности. По тому, как Я буду теперь без неё. Так рассуждают дети: бабушки не стало — как же Я буду без блинов. Тётя тогда узнала про реабилитационный центр и купила мне билет на автобус до него. Билет в новую жизнь. Поехала. Без серьёзных намерений — сменить обстановку.
Билет в новую жизнь
…Приехала с огромным количеством вопросов. Не к себе — к… Богу. Почему всё так? Почему Бог забрал маму? Почему Бог такой несправедливый? Почему жизнь не сложилась?!! А в какой-то момент поняла: у меня есть возможность вырваться из этого ужаса. У кого-то, возможно, её нет.
…Все изменилось. Вообще всё меняется.
…Огромную роль в выздоровлении играет окружающее тебя общество. Или близкие люди поддерживают тебя. Или твоё окружение тебя «топит». Опыт показывает: тот, кто возвращается домой сразу после реабилитации, часто возвращается к наркотикам. Как в Библии: «Худые сообщества развращают добрые нравы». Мне повезло. У меня верующая тётя, та самая, которая направила в центр. Со временем я поняла, что могу поделиться своим опытом с молодёжью, с теми, кто, может быть, только начал, или не знает, как бросить, не знает, что есть выход, что наркоман или ВИЧ-инфицированный может вернуться к нормальной жизни… Для меня сейчас дико видеть девчонок курящих или матерящихся. Если я иду по городу и вижу около школы девчушек с сигаретами, не могу спокойно пройти. Подхожу, спрашиваю: «Зачем? Не надо! СЕЙЧАС ЭТО НЕ МОДНО!». В ответ — улыбки. Я хочу говорить и участвовать в том, что происходит сегодня, а не просто присутствовать и наблюдать, как дети ставят себе памятник. В центре занялась изучением просветительских программ, волонтёрского движения, много ездила, рассказывала о пережитом. И ребята слушают. Слушают внимательно.
Второй шанс жить
…А в 2007-м я вышла замуж. Познакомились с будущим мужем мы здесь же, в «Спасении». Долго просто дружили. Поняла для себя: хочу, чтобы мужчина не просто желал меня, — любил мою душу. Поженились в июле. В апреле будет четыре года, как я живу без наркотиков. Я не принимаю препараты, тормозящие развитие ВИЧ, до сих пор. Иначе как чудом я это не объясняю. Есть такое понятие — иммунограмма, отражающая количество имунных клеток в организме человека. У абсолютно здорового человека их от 800 до 1500. Терапию назначают при показателе 250 иммунных клеток. Во время развития ВИЧ-инфекции их количество уменьшается. После реабилитации у меня было 383 иммунные клетки. Через три месяца — на десять меньше. Расстроилась. Очень. В следующий раз сдала анализы только через полгода. За эти шесть месяцев я вышла замуж, с мужем съездила в Сочи, начала работать… Хороших анализов не ждала, но иммунограмма показала 617 здоровых клеток!
…Я знаю: мне Богом дан второй шанс жить, плодотворно работать. И болезнь — не причина для плохого настроения. Сейчас я смотрю на детишек и задумываюсь о том, чтобы завести своего. Муж просит троих.
…Я никогда не думала, что выйду замуж. Раньше всегда была за гражданский брак, где никто никому ничего не должен. Сейчас я пришла к мысли, что доверие к супругу — самое лучшее, что может быть в отношениях мужчины и женщины».
…Конечно, Катя не успела бы рассказать всего этого со сцены за несколько минут, что были отведены ей для общения с подростками. После неё сотрудники «Спасения» рассказали ещё не одну историю про жизнь на игле. Смогли ли эти страшные в своих подробностях рассказы донести до детей простые истины: наркотик калечит, отравляет, убивает?.. Объяснили ли бывшие наркоманы, как это: жить с клеймом «СПИД»?.. Сумели ли они сделать пятнадцатилетних ребят чуть более терпимыми к получившим диагноз «ВИЧ-инфицирован»? Ответ дадут эти пятнадцатилетние, когда им доведётся делать выбор.
…Через несколько дней мы встретились у Екатерины Борисовой дома. На столе, за которым молодая хозяйка угощала чаем, стояли букет цветов, подаренных мужем, и семейная фотография. На ней улыбающейся Кате в белом платье невесты молодой мужчина надевает на палец обручальное кольцо.
|
